Мёдом не будь, ибо слижут в два счёта тебя, 
ядом не стань – будешь наземь извергнут блевотой. 
По горько-сладким сусекам с утра поскребя, 
полнись высотной и полновоздушной заботой...

«Мохито-бар плюс бармен-шоу! 
Всем девушкам - бесплатный вход!» – 
Тут ни одна не скажет «ноу», 
тут молвит «да» Мальвины рот...

«Мы идём по Уругваю – пели пионеры хором 
в лагере завода «Поршень» – ночь, хоть выколи глаза!» 
А в пропащем Парагвае – врали «Правда» со спецкором – 
злой диктатор, карлик Стресснер по ночам рубил леса...

На лавочках всех набережных мира 
мы пили тёмно-красное вино. 
Я гнал, – через Чаир и до Каира, – 
на синем арендованном «рено»...

Не бойся, друг, ни чисел Фибоначчи,
ни ямы, ни предсмертной нищеты.
Что прошуршат о ветреной удаче 
орешника промёрзлые кусты?..

Не ослепись кумиром. - Тёмным срамом
наполнится прозревшая душа.
Мы слеплены изгнанником Адамом.
И, словно Ева, перед майским храмом
цветёт сирень, грешна и хороша...

Не слякотной зимой! Не грязными штрихами
гриппозной хрипоты, горячечного зла
зачёркивай меня! Всё, сущее меж нами,
продли ещё, прошу, до летнего тепла...

Не сомневайся - всё уже бывало,
до нас и до атлантов, много раз.
От вечной смены циклов скис устало.
закатного циклопа мутный глаз...

Не Яблочный, пока ещё Медовый, 
день Маковея, Спаса на воде 
хотел бы снова встретить я обновой 
ямбической – в душевной простоте...

Негры в белых рубашках и в бабочках чёрных 
с шумом-гомоном пиво на Пушкинской пьют. 
Я же, труженик местный, из масс, обречённых 
на копеечный, – даром, что творческий, – труд...

Несебар, полис памятных камней, 
известняков, с налётом новодела. 
Когда-то здесь труба над битвой пела, 
звенели сталь и бронза злобой дней...

Нет, времени тебе не обмануть. – 
У моря юность резвая искрится, 
а ты жуёшь премудрой жвачки суть, 
седая и нахмуренная птица...

Новак Джокович, рыцарь бэкхенда, 
говорит на семи языках. 
Чую сербского нрава крещендо, 
тигра грацию, ястреба взмах...

О Агапо, осенняя гречанка
с оливковою тенью на лице!
Над давней бухтой палевая чайка,
зовущая о счастье-беглеце...

О странствиях, о пылкой ли охоте 
опять душа тревожится и кличет? 
Иль о любовном нечете и чёте, 
который всякий раз – начёт и вычет?..

О чём, петунья-лепетунья,
опять лепечем мы с тобой?
О чём зовём напрасно, втуне
пред злонамеренной судьбой?..

Обрушились сады Семирамиды, 
и рухнул наземь Родоса колосс. 
Лишь вы, бессмертной Гизы пирамиды, 
стоите раскалённо, в полный рост...

Опускаешь глаза – а вокруг золотые монеты, 
на траве, на асфальте, на вызревшей почве лежат. 
То алтын, то пятак, то полтинник, горячий, как лето. 
А отдашь иль возьмёшь – урожай и посеян, и сжат...

От гризли до гюрзы – недалеко: 
змеится ложь, и щерит пасть насилье. 
Когда нас на руках отцы носили, 
младенцами, дышалось им легко...

От нищих уходи, от богачей – тем паче.
Глядишь – к исходу дней останешься один.
И не стыдись ни слёз невидимого плача,
ни на челе морщин, ни над челом седин...

Пишут добрые люди с Алтая: 
«Вы дышите – да будут стихи!» 
И, над зеленью мая взлетая, 
я вдыхаю каштанов верхи...

Под вечер зной утих. Ласкающей прохладой 
повеял Сергий-дух в открытое окно. 
И снова повторю: мне лишнего не надо. 
Спасибо за все то, что день за днем дано...

Под стёклышко часов забрался ливень летний, 
китайский мой «Брегет» притормозил свой ход. 
И время потекло, без стрелок, незаметней, 
и обречённей стал стрекоз искристый лёт...

Под цветущею софорой прячет спину бочка с квасом, 
в гуще зелени круглятся ярко-жёлтые бока. 
На тебя в упор, Одесса, я гляжу весёлым глазом, 
чую гул витых рапанов, шорох моря у виска...

Пока мы дышим, смерти нет. 
И вслед за ней – мы живы снова 
в иных слоях. Не счесть примет 
мерцаний мира неземного...

Полон воздух лилий нежно-рыжих, 
выплесков июльских лепестков. 
Снова эта лёгкость – отсвет книжек, 
отголоски белок и свистков...

Почти неслышный дождь пошёл,
шурша по кронам летней ночи,
задумчивый мотив завёл,
составленный из многоточий...

Правитель Цепеш в замке Тырговишты
макает в миску с кровью пайку хлеба.
И воют с кольев хрипло: «Да взгляни ж ты
на злую землю, Вседержитель неба!»...

Прилепи поверней, пришпондырь
на конверт ярко-красную марку.
И пропой во всю зимнюю ширь
"В добрый путь!" своему же подарку...

Разведенью вуалевых рыбок 
посвятивший четырнадцать лет, 
стал ты ныне в суставах не гибок, 
и лекарства от этого нет...

Ревнует ремонтник путей? И пускай - 
ты взлёта над щебнем достойна сторицей, 
звонка и ярка, как рассветный Вай Фай, 
как с утренней ветки взлетевшая птица...

Революция длится и снится: 
множат свет сине-жёлтые стяги – 
в чёрном небе трепещут страницы 
со стихами библейской отваги...

Сентябрь в Тавриде. Смоквы пожелтели,
лиловыми медами налились.
Как отразились в каплевидном теле
Эдема высь и Палестины близь!..