|
|
Вторник, 19.03.2024, 09:42 |
| Сергей Шелковый |
|
Тексты, аудио, видео
В категории материалов: 38 Показано материалов: 1-38 |
|
Сортировать по:
Названию ·
Рейтингу ·
Просмотрам
Бери себе, речной мой, летний, берег – песчаный и полынный оберег, и шрам бери того, кто был холерик, но поостыл, и краснопёрый грех... |
В здешнем воздухе – запах беды, стойкий привкус испорченной крови... |
В резиновых тапках потёртых достиг водоёма отряд. Я видел вблизи полумёртвых – они сквозь живое глядят... |
Вдоль текучих порезов земли к чёрной лодке приду на мели, мокрых глин наскребу с берегов, налеплю с чешуёй пирогов... |
Для этого надо на скрипе ногтей и зубов продраться овражной тесниной на ширь бездорожья, успеть ледовитою ночью в бандитский Тамбов и рыжую радость забыть навсегда в Запорожье... |
Дорогим мертвецам наливаю я рюмку багряного, к незабытым устам подношу поминанье вина. Не случилось мне, дед мой, ни разу видать тебя пьяного, но сегодня прошу тебя: выпей со мною до дна... |
Есть две строки во многотомном Канте. Я деспотию почвы пережил. Знать, нечто знал о стайерском таланте, о напряженье мозга, нервов, жил... |
Капни, сестра, на зубок мне прованского масла – выпил я тёмного, пару стаканов, вина. То, чем сиял Авиньон, и теперь не угасло: белого папского камня крутая волна... |
Лобзик, товарищ мой, труженик полузабытый, лёгкий и трубчатый родственник Лиллиенталя! Твой лонжероновый выгиб, твой скрип домовитый снова припомню... |
Минуты-неженки почти и не живут. В окошке свет – для энтропии лишний. Май краток, и обиден самосуд, поспешно лепестки смахнувший с вишни... |
Нет пустоты! Лишь частные пустоты смущают слух, обманывают взор, лишь полые заброшенные соты, лишь мёртвых крыльев шорох-оговор... |
Однодневного месяца тоньше молодая фигура твоя, и старинный огонь, тот же, он же, – детских губ опаляет края... |
Пахнет гречкой, подгоревшей в коммуналке у соседей. За подъездной драной дверью – двор, усыпанный листвой. «Аз» – скажу пароль, а осень мне ответит «буки, веди», грудь и плечи расправляя, как румяный постовой... |
Позволь любить тебя, пока ты мал, я знаю, позже будет нам труднее избегнуть эгоизмов ахинеи… |
Сергей Константиныч, гнезда Александрова, Сергей Александрыч, села Константинова! Шкатулка ли, гроб ли – ладья палисандрова – плывёт по реке к терминалу Скотиново?.. |
Снова впору зимовать, снова зябнущий рассудок станет на ночь отнимать день от девяноста суток... |
Старый писатель лучше знает своё ремесло... Зря по стерне колючей вьётся гадючье зло. Он, на излёте, зорче щурится и добрей... |
Там, где Камоэнс одноглазый пион пурпурный ставит в вазу, чтоб огранённое стекло изломом света подчеркнуло предчувствие сквозного гула... |
Шафран-река, до дна прогретый Маныч. Под илом русла – глина, мел, гранит... Желтеет Владислав Фелицианыч и зеркало, и Сирина бранит... |
Это свыше ему говорится, пробиваясь сквозь глушь облаков и от миски с худой чечевицей отражаясь по ходу веков... |
Кто автор ста стихов, хороших и похуже, которые легко вместились в смуту лет? Едва лишь брат-скворец глотнёт из звонкой лужи средь мая, – а вослед ему летит ответ... |
В смутном будущем видятся мне стихи – «Дорогой Дракула» и «Триста лет ворону». А за ними все «Шорохи Шемахи» с «Разложеньем в ряд по кельту Мак Лорену»... |
Какой живой одушевлённый скрип у деревянных лестниц в Безансоне! Витражный блик к щеке моей прилип... |
Хрустами снега, ядрёной водярой мороза нынче декабрь за сто лет расквитался с народом! Если же спрыгнет какая строптивица с воза, легче кобыла с отчётным расстанется годом... |
Позёмкой, хлорофиллом хвои Рождественский наполнен мир. Над каждой шапкой меховою искрит гирлянды штрих-пунктир... |
В настоящем: не пойман – не вор, значит, будущее покрыто мраком. Но оно же, вобрав в себя прошлое... |
Так вот, где сёстры-ящерки пригрелись! Я помню их на Северском Донце, в песке прибрежном, в жарком чебреце... А здесь – Прованс... |
Купу бы малых детей под крыло пододвинуть – пять или шесть головёнок. А семь – ещё лучше... |
Я полночным сугробным проулком иду. Жутковато, как перед уколом Манту. Мёрзлый тополь скрипит и морозу-врагу подставляет корявую спину в снегу... |
Ост – не Восток, Восток далёк, он ловит опиум бухарскими шелками. А этот звук – лишь в двери стук, короткий знак, что на сей раз пришли за вами... |
Когда б зоила-юноши задор ослаб, равно нервический и дерзкий, я мог бы с ним продолжить разговор на языке окраины имперской... |
Горячий кофе с жирной пенкой на воздухе, средь майской стужи, хорош. А та, левей, коленка, ничья, округлая к тому же, сама озябнув, греет... |
Тощего дога, – кости и чёрную шкурой-шкуру, – тащит прицепом соседка, округлая, как «до, ре, ми»… Чернеют февральские ветки, дождливой зимы арматура. «Послушай, торговка Шура, животное покорми!»... |
Под городом Нацрат-Илит, что к Назарету норовит созвучьем имени приткнуться... |
Я почти с умилением, что ни октябрь, замечаю, как точны и надёжны часы-перезвоны синиц... |
Не плачь, не плачь, Яськов! – Он больше, чем возможно, остался, – и уйдя, – живым среди живых. А дым его махры, мятежный и тревожный, всё тянется за ним... |
Ветер скрипит морозный, стало быть, неба ветрило тянет дубовую сушу, осенью давшую течь... |
В середине декабря над горизонтом еле-еле поднимается светило. Пару рюмок пропустив опрокидонтом, понимаешь – будет то же, что и было... |
|
|