|
|
Вторник, 19.03.2024, 12:40 |
| Сергей Шелковый |
|
Тексты, аудио, видео
В категории материалов: 45 Показано материалов: 1-45 |
|
Сортировать по:
Названию ·
Рейтингу ·
Просмотрам
Бледно-лиловые астры в сумраке стылого сада светят над чёрной землёю после тяжёлых дождей. Ярко-оранжевым ядом брызжут календул лампады. Холодно, пусто. Часами – нет ни собак, ни людей в этих посадках старинных... |
Булыжная глушь – тупиков катакомбы, проулков тряпьё – заскорузлость извилин. Реклам допотопных квадраты и ромбы, лупатых часов металлический филин… |
В мае гремело, и пахли нарциссы вслед за грозою и пряно, и резко. Ветер с тетрадей сдувал биссектрисы, влажный сквозняк развевал занавески... |
Вослед за шарлатаном Калиостро и вслед за балаганом Джона Ло и тру глаза, и вглядываюсь остро сквозь выпукло-тяжёлое стекло...
|
Время выпито. Крыса Тиберий сладострастным удушен платком. В полумёртвые очи империй ветер севера хлещет песком... |
Две сойки прилетают в сад – летят на сладость виноградин. Земле скудеющей отраден их перьев радужный наряд... |
Деревянные перила, деревянные террасы, деревянные ступени грустным голосом поют, ибо время все бездушней – год от года, час от часа – перемалывает в пепел перепончатый уют... |
Для жизни духа нет плохих времён, как нету для неё времён хороших. Гончарной глине предназначен обжиг, упорный жар со всех шести сторон... |
Доживём до весны, мой певучий возлюбленный старче! Долетим до травы вопреки шелудивой зиме. Вопреки срамоте этой жизни, изрядно собачьей, доживём. И, даст Бог, обнаружимся в ясном уме... |
Донец, шафранный август, зноя спелость. Неодолимый солнечный запой. Там напролёт все дни бродить хотелось песчаною прибрежною тропой... |
Ещё глоток, ещё неделя лета. Иссякнут предосенние дожди, и вновь в окне окликнет ангел света с занозою мальчишества в груди... |
Заросший пруд и селезень зелёный, по крыльям расплескавший изумруд. Над тихой ряской, над водою сонной утиные супружества снуют... |
Здесь облик Баха тучен в тёмной раме, а там – деревья снежны за окном. И в пламенистом параллелограмме сквозь иней стёкол весть влетает в дом... |
Зерно бы только, твёрдое ядро – а время сладит мясо протоплазмы. И высветлит дублёное нутро, и вылечит от сглаза и от язвы... |
Зыбкое солнце. Прохлада с утра. Гроздей с вином накопила гора... |
И Моцарт чуял зов за рамкою клавира, и Мандельштам летал над рощею стиха. За мускулом зрачка – иная данность мира, доподлинно жива и в паузах тиха... |
Кентавр, пернатые триремы, лазурь, аттический пейзаж, дождя и солнца теоремы, клавиры виноградных чаш... |
Крест не роняя с крестовины плеч, вершину видеть над разливом мути. И внешние случайности вовлечь в движенье воли... |
Кто мы с тобой, чтоб уповать на завтра? Не в нашей власти даже беглый миг. Гадая, ты лепечешь: «Уно, кватро...» Но Тот, кто знает срок, скрывает лик... |
Ливень июльский утих. – В старом плодовом саду лесом запахло грибным... |
Муравейник у корня смородины. А не трону я их, пусть живут – муравьи, охранители родины, чёрный труд, коммунальный уют... |
На склоне лет узнал я зиму, стрельбу, двустволки угол-слом. Щетинный вепрь пронёсся мимо, круша лещину, напролом... |
Наша правда крива и гугнива – на плечах её рваный наряд. У неё половецкая грива и шляхетский неласковый взгляд... |
Оттого, что я жизнью пьянел до сердечного звона, больше верного хлеба неверную волю любил, отпусти мне грехи, темноликая матерь-икона, и на доброе слово напутствуй толикою сил... |
Отцветают пионы, и зреет клубника – их смешавшийся запах и лёгок, и густ. И склонён над землёю июнь солнцелико, как над ягодной грядкой пионовый куст... |
С милыми сердцу Ириной, Еленой, с нунцием папским и юношей Ю над яркоструйной, индиговой, пенной, над Карасанскою бухтой парю... |
Сине–пепельный жук в дымно-розовом пьян тамариске. И светим, и неярок подёрнутый влагою май. Акварели мазок, с побережья обрывок записки: «Приезжай на неделю, у моря лачугу снимай»... |
Так дочка мне мила в своей задорной кепке! Да я ли начинал мечтой про пацана? Десятый наш октябрь листвою пахнет крепко. Дымят его костры, но высь его ясна... |
Тогда хотелось побыстрее крылом ударить и взлететь. Тогда моложе и острее анапеста звенела медь... |
Тополиный пух отвитал. Голубиный дух – тих и мал... |
Ты лучше видишь то, что далеко, – июньским ливнем снова высь промыта, а ниже – тополь, цвета хризолита, в лиловое укутан молоко... |
Что ты лепечешь, тишайшая речка? – Это о ней, о душе человечьей... |
Неистребимый ястреба укол, зачатье осени – гомункулы у школ, родительской обласканные тенью... |
Пятница нынче. Число – двадцать третье. Плавится солнце и каплет с небес. Сна византийский знойные сети тысячелетию сплёл базилевс... |
В полночь булькает баллон, начиненный «изабеллой». Светосилой ночи белой в угол кухни загнан сон... |
Мне только пять. И я ещё – не выше тележного кривого колеса. Сестрица-жизнь с улыбкою бесстыжей ещё не заглянула мне в глаза... |
За это приходится дырами в шкуре платить, короткою жизнью и тысячелетней тщетою. Но, Боже, как сладко на слове хлеба замесить и очи промыть родниковою певчей водою!.. |
Одним не скудеешь, нагая земля, под ветром, под взмахами плети – светящейся плотью… |
Питер мечен костями, Москва – разливанною кровью, а в Софийской свече оплывает расплавленный воск. Даже если уснёшь, подлетает тоска к изголовью и заточенным клювом голодным впивается в мозг... |
Как славно улыбается собака, восточно-европейская овчарка! Хоть эта раса очень схожа с волком, и морды их – ну, на одно лицо... |
Здесь влажному ветру склоняются плавно дремучие плавни, дремотные плавни, и чубом бунчужным, лиловей, чем ирис, играет певучий казачий папирус... |
Донцом рассечённый полуденный Кряж! Я знаю твои родовые преданья – бумажных цветов, над провалом, шуршанье, сивушный огонь поминающих чаш... |
Снежная укатана дорога, солнечный кончается февраль. Света много – словно жизни много... Водопадным мартом пахнет даль... |
Меж кромкой вод и кручею иду через пространство ласточек снующих, облюбовавших глину берегов для сотен гнёзд... |
Я не люблю в пейзаже человека и каюсь пред Создателем моим в том, что его трудов дитя-калека глаза мне ест, как погорельцу дым... |
|
|