В середине декабря над горизонтом еле-еле поднимается светило. Пару рюмок пропустив опрокидонтом, понимаешь – будет то же, что и было. Будет то же, что вчера, но всё же больше, чем за окнами вполглаза различимо. Пенькна пани пьёт яжембяк в зимней Польше, да и здесь рябина демосом любима. И особо, если спиритус коньячный растворит в себе её горчащий привкус... А декабрь стоит заснеженный и смачный, хоть обычно в это время – накось-выкусь в смысле праздника сверкающего снега, в плане шанса полюбить и быть любимым...
В эту полночь года альфа и омега спят, как ящерицы в грунте, в мире мнимом. В середине декабря в похмельном небе мутно солнце, и лицо его багрово. Мысли гложут – о квитанциях, о хлебе. Чуть отгонишь – подгребают сбоку снова. За окном – студёный век, не кватроченто, время льда и задубевших в тине раков. Вспоминаю я яжембяк и зачем-то королевский, на горе шляхетной, Краков. И понеже суть рябиновки янтарна, я доверюсь её влаге-оберегу. Пани – пенькна, а и наша дивка – гарна! Каблуком хрустит по свадебному снегу.
|