Снова май, переплеск светотени, дрожь лица на овале стола, снова влажные ветви сирени над индиговой гранью стекла. В старой вазе – прабабкины слёзы, труд алтынный, фамильная честь… Всех помянутых в майские грозы, всех, окликнутых Пасхой, – не счесть.
Мокрый куст перед храмом клубится и качает сирень головой. – Чьи ж над куполом грезятся лица, в свежей сини с лиловой каймой? Чью записку, в три строчки, читает по старинке гранёный кристалл? И витает виденье, не тает. И никто ещё не умирал…
|