Ракло и тремпель – харьковские цацки, 
похмельями зачатые слова. 
Трущобами замацанные сказки, 
ветвистая, над мусором, трава. 
Да, я любил те дымные бурьяны! 
Осеннее мальчишество моё 
бродяжило по листопаду пьяно, 
лишь заполночь царапаясь в жильё... 

Ни злого века, ни чумного места 
незамутнённый взор не признавал. 
И жизнь была желанна, как невеста, 
в те дни, когда я лёгок был и мал. 
На Рымарскую улицу вернёмся – 
к листве лимонной чёрного двора, 
в далёком дне средь осени проснёмся 
и снова будем молоды с утра. 

И удивимся вновь живучей сини 
над копотью дворовых чердаков. 
В кривом окне на хрупкой мандолине 
играет мальчик жилками висков. 
И вновь мы будем теми, кем не стали, 
и снова нам сулит звезду достать 
плебейский город – из травы и стали, 
босяцкая и ангельская стать...