На углу проезда Кривды и проулка Правды бродит ночь с обломком бритвы и обрывком дратвы. Над горбом того проезда и бугром проулка леденеют звонко звёзды, свищет ветер гулко.
Сватья-стужа крепкозуба! Но, чем злее полночь, тем ещё острее люба жизнь, краса и сволочь, – та, что лезвием понежит, та, что бечевою перехватит, дура-нежить, горло болевое...
Та, что по крови родная с ночью снеговою... Длится скрип шагов – до края, до степного воя, до лесов, где пурги волчьи, росомашьи вьюги позасыплют наши очи свет за светом, други...
Ветер хлопнул мёрзлой дверью: знать, столетью крышка, знать, у града, камня-зверя, – смертная одышка. Тучны снеговея брашна, пышен саван века. Пусто. Хорошо б, – да страшно, – встретить человека...
|