Натоптались по Святым горам,
Надышались свежестью осенней.
Молотков ремонтных тарарам
славил грех работы в воскресенье.

Но не тронул суетный аврал
давних дум во внутреннем напеве –
кто хотел молиться, повторял
про себя молитву Приснодеве…

Ледяная из ключа струя
ударяла в мраморные чаши.
День взывал о смысле бытия,
о крыле архангеловой стражи –

здесь, где никогда и ни при ком
не было ни правды, ни закона…
Вслух казённый колокольный дом
отвечал неправедностью звона.

Зеленью светился мел горы
и живой Донца казалась лента.
Чьи же зенки, злобны и хитры,
силились добрей глядеть со стенда?

Это местной крови человек,
серый динозавр с лицом из зоны,
лыбится, чтоб тридесятый век
длилось беззаконие закона…

Нало ль кривды, несвятая Русь,
убиенных, неотпетых мало?
Над рекою, обагряя грусть,
солнце Святогорья оседало…