Пять лепестков – настурции воронка. 
Как нежно, пряно пахнет плоть её! 
Она – из тех, не рвущихся, где тонко, 
из защитивших прошлое моё. 
Одной безмолвной вспышкой миновало – 
и не поверишь! – шесть десятков лет. 
И, как в речёвках смысла не бывало 
все годы, так его и ныне нет. 

Трещали, врали, били в барабаны 
о братстве, о всевидящем Отце, 
чтоб шли сегодня на убой бараны 
при полководце, волке-подлеце, 
чтоб там, где ты вела меня вдоль сада, 
вдоль радуги, кормилица моя, 
дымились клочья смысла, мира, града 
и очи юных ела бы змея. 

Но вижу мой Луганск, настурций грядку 
в том первородном Марфином саду... 
Когда ж нас всех уроют по порядку, 
я грешной тенью в этот рай войду, 
где светит мой цветок горячим оком 
и шепчет клятву самых верных губ... 
Как пахнет счастьем, горьким и далёким, 
его кровящих лепестков раструб!