1. Беседка 

О, беседка! Одесситка раскрывает мне объятья. 
На айлавочке «ай лав ю» я во тьме ей говорю. 
О, беседа рук горячих и прохладной мяты платья! 
Пылкий ветер, бросив полночь, влился в юную зарю. 
Что-то будет непременно от рассветного слиянья, 
что-то на волне воздушной прозвучит, произойдёт, 
чтобы рифме улыбался твой алеющий в нирване, 
лепестку цветка подобный, твой отважно-нежный рот. 
Убежав из гарнизона от майора-фармазона, 
от кобзона-кабыздоха, ты – свободна, ты – ничья. 

Одесную – вся Одесса, бриз понтийского озона, 
одесситка, абиссинка, вкус абсента и ручья. 
Как Сверчок пьянел Земфирой в Долне подле Кишинёва 
и как Байрон содомитов на Элладу променял, 
так и я вернусь и буду по-одесски счастлив снова – 
там, где шлягером Утёсов освятил ж/д вокзал. 
Там, где вечно море-море, где мы плыли и тонули, 
где на берег нас вернуло одиссеевой волной, 
где летит всё то же время золотой счастливой пулей – 
над любимцем Воронцовой, над тобой и надо мной. 


2. Из «Базилиады» 

Небесно-голубою влагой светилась рюмка «Кюрасао». 
Тому, кто знает толк в напитках, вполне понятен мой намёк. 
Коту Василию хотелось надеяться на «мяу-мяу», 
но без согласья на свиданье прошёл и этот файв-о-клок. 
Два глаза кошки-персиянки сияли синью «Кюрасао», 
как два чистейшие сапфира океанической воды. 
И всё же, вместо «мяу-мяу», Базиль услышал только «чао», 
и лишь на миг соприкоснулись при расставанье их хвосты. 

Он ей читал стихи Петрарки и Блока – о Прекрасной Даме – 
ведь был Базилио любезным и обходительным котом. 
Но в этом жанре катавасий, в комедии и мелодраме, – 
виляй вовсю, но бей, в итоге, о пол отвергнутым хвостом... 
Как узнаваемы сюжеты! Я сам был молод, но не стану 
солить, вослед текиле, рану и бередить рубец любви. 
Сэнсэй хлебнёт саке и мудро добавит терний в икебану, 
а «чао» нежной персиянки переведёт как «се ля ви...»