Уходит прочь жестокий год, 
усыпав скверну почвы манной, 
белейшей и благоуханной. 
Застыл в анабиозе крот, 
под мёрзлым слоем чернозёма 
похерив Маркса до весны. 
А снятся ль землекопу сны? – 
Вопрос. Вот нам – не в радость дрёма, 
те сны, где нам войной грозит 
не слепота, так амнезия... 
И, подняв веки утра-Вия, 
я вижу: снег вовсю искрят 

над чёрным месивом обид, 
над павшими, что непростимы 
вне срока давности веков. 
О, племя вырванных кусков! 
В летописанье да не иму 
ни тени страха: Каин-год 
поруганную честь ведёт 
по замкнутому кругу мести. 
А схожий с покаяньем снег – 
давно замёрзший детский смех. 
Ты плачешь, Бог? – 
Мы плачем вместе.