То Паганини, в позвоночник нож,
то блеск и гниль каналов, Казанова…
Сменяешь шиш на кукиш, грош пропьёшь –
а только в звуке и очнёшься снова.
«Когда бы не врождённый к речи слух,
ты и не жил бы, неслух абсолютный…»
Бетховен, что встаёт с постели глух,
разбудит полдень «Одой» многолюдной.

О радости взметнётся боль пропеть
и прозвучит – в отваге полнозвучий,
какую бы жестокую комедь
ни сватал бы тебе рожденья случай.
Звук полнится.
Взлохмаченной главой –
подобен льву и пахарю Бетховен.
Распахнут чернозёмный пласт живой,
и дышит гумус, грешен и верховен!