Медвежья кровь и птичье молоко
нас не оставят авитаминозу
на поруганье. Термин «рококо»
наследует барокко и легко
в себя вмещает и репей, и розу.
И множество иных простых вещей,
положенных, однако же, в основу
инстинкта выживанья – средь свищей 
пространства, средь двуногих овощей, 
враждебных в корне – и числу, и слову.

Теория побита молью, друг,
а древо жизни зеленью клубится.
И коль тебе, к примеру, недосуг
витийствовать, блесни пальбой с двух рук,
по-македонски, – воинством амбиций.
Ведь лишь в отваге оживает речь
сердечности, опорных стоп поступок.
Чтоб подлинность идеи уберечь,
храни катану, самурайский меч,
в готовности в любое время суток.

Едва ли отчей тактики размах –
достинет тектонических разломов
и островов, где дышит в трёх строках
дух сакуры. А что же до «Ямах»,
стартующих резвее, чем Обломов,
то – в бездну.ру, в стратегию-облом,

по-птичьи заглянув, островитяне
останутся собой – со смелым лбом,
со щебетом, сполна и поделом –
не иноки, так инопланетяне...

Прости мне речь о птичьем молоке,
босой Басё в бамбуковой лачуге.
Отпущенник барокко, налегке
я всё своё несу в одной руке:
пьянчуге – грош и пёрышко – пичуге.
И здесь, средь пустоглазой пустоты,
где быт и стыд – отстойны и затратны,
япона-друг, дорожные кусты
худы по-волчьи и не так просты, 
как кажется... И нет пути обратно.