Проезжая Черкассы, б/у вспоминаю, х/б –
времена гимнастёрки, казённо-линялой холстины...

Ниндзя ветра и ниндзя воды – 
мы с тобой, мой компьютерный отрок. 
Все свои новоделы-труды 
отдаю за бесценный твой облик...

Бабочки, призраки птиц или Бэтменов тени
множась-мелькая, мятутся в весенней ночи.
Смолкла орава лягушек, оглохнув от пенья...
Полною грудью вдыхая пространство – молчи!

Кто кожею во Льеже ощутит 
холмов полноваллонское волненье, 
тот смелости посмеет-посвятит 
стихотворенье...

Здешний рай – из воды Летейской
и Адамова кирпича,
словно вычерчен ход ладейный
вдоль всего рычага-плеча...

Говори, говори о плечах европеянок нежных, 

гнутоклювый и чувственный, слабый и вечноживой! 

А замолкнешь – лишь ветер и взвоет в пределах бесснежных, 

пережёванных, сплюнутых золотозубой Москвой...

На то и надежда, что сложатся минусы в плюс,
пускай и грозит, что ни день, на зеро умноженье...

Дай мне тёплую руку, моя полонянка-супруга!
Заблукали бы мы в половецком снегу друг без друга...

Медово-горький запах чернобривцев,
горячий цвет – навылет, напролом –
пронзает прозаических спесивцев
в те дни, когда уже стрекозий дом
стал дымом...

Сирень, пионы. Стихотворец-май.
Намаешься с его хмельной повадкой.
То солнцу, то слезам небес внимай
над в клетку разлинеенной тетрадкой...