|
|
Четверг, 28.03.2024, 12:45 |
| Сергей Шелковый |
|
Тексты, аудио, видео
В разделе материалов: 42 Показано материалов: 1-42 |
|
Суета. Сестра не видит брата. Брат не помнит голоса сестры. А бабуся села возле хаты, приласкала внуковы вихры... |
Вековечные степи. Донца разогретые плёсы. Зелень летних левад. Вишняки. Голубая полынь. И скрипят неустанно чумацкого воза колёса, и светлы небеса, повенчавшие солнце и синь... |
Жаринка, искра зверобоя, О как мне там тепло с тобою... |
То ли сон, то ли нет? Шелохнуться боюсь я... Где-то печку топить начинает матуся... |
Во двор въезжали с матюками и брали, брали – всё до тла!.. |
Конвоя крик и вой овчарок, И пыль столбом – колонны ход... И день твой, словно недогарок, Холодный гасит небосвод... |
Вы видели мою маму? Вон, в одежде дырявой Села на камень, смотрит – кто б ей картошку донёс... Словно уже перед смертью – Боже, помилуй, правый! – Перебирает былое глазами, полными слёз... |
Судилище в подвале. Полутьма. В крестах решёток, ёжится тюрьма. Судья Рогожкин, жилистый, горбатый, пилой скрежещет, ржавой и щербатой, скрипя-читая... |
И кто назначил, небо, меру муки его живой душе? Зачем дала судьба ей два звенящие крыла, не дав простора?.. |
От всех амбаров на одно кольцо собрав ключи, она, хозяйкой строгой, придирчиво глядит тебе в лицо со своего богатого порога... |
Для чего на римском пьедестале так ретиво кони дыбом встали?.. |
Старик-платан раскинул веток сети, укрывшись от жары в тени горы. И что ему, что стены Бухары разрушены таранами столетий... |
О, сколько их! Напряжены тела в борьбе и в беге, в жарком состязанье! И выкрики хвалы и порицанья толпы... |
Так ответь же мне, Хафиз речистый, чей напев звучит прозрачно-чисто, как за мушку на щеке у панны даришь ты легко, как два мониста, Бухару и Самарканд искристый... |
Всё может быть поживою для глаза – скамейка, кран с водой, цементный бюст. В веках не предал своего ни разу, но образ тот же – радости искус... |
Как лёгок голос твой, осенняя цикада! От тёплой полосы бетона под окном сквозь сумрак он летит. И в мире, полном лада, смолкает лишний стих, смирённый полусном... |
Тёмным утром, когда наплывает замедленный дождь, понимаю, что путь мой проляжет теперь через капли... |
В сентябре обезлюдел бассейн. И по глади воды три листка проплывают, купальщиц былых заменяя, откупавшихся в августе. Лишь на ограде следы – полотенца, забытые их отлетевшею стаей... |
Имени отца своего не знаю. Головы братьев – на кольях острых. Мать моя – дыма река без края. А младшие сёстры – на дальних погостах... |
Когда проводишь друга – снова, снова! – в нездешний мир, в загадочную тишь, закрывшись в мастерской, не помня слова, с немым резцом опять заговоришь... |
То был белостенный приземистый дом, каких так немало в Белграде. Там четверо юношей строгим отцом воспитаны подвига ради... |
Неспешно выросший кочан широколистый, готовый к сечке туготелый шар хрустящий, засола ждёт... |
Тем летним утром солнце встало рано и спряло золотую пряжу споро. В тот яркий день на ум пришло Йовану поставить на меже столбы забора... |
Сел мужик на треножник в прекрасный Господний день, хвост коровий к ноге подвязал – хлопотать не лень... |
Там мысль летит вдогонку за стихами. Там, в Киммерии, нужно жизнь прожить, пройдя пешком холмами и горами, и притяженье почвы полюбить... |
А мы с Борой Хорватом отсутствовали как мёртвые, пребывая в иных краях – посущественней, поважней... |
В тот день, уже на смертном ложе, Вы книгу Мура в руки взяли. И тихо, словно жизнь итожа, мне том на память подписали... |
Через парк, от суда и до почты, я гуляю, неспешно, во фраке. Загляну в вашу комнату, точно глаз кошачий, фонарик во мраке... |
Спокойно всё теперь, в земле и на земле, покой и мир царят в отчизне долгой тени. И радуемся мы, просторней и смелей, деревьям и плодам, и даже зёрен тленью... |
Дух германский взявший за основу, славянин по сердцу и уму, издали пришёл ты, чтобы снова возвратиться к долгу своему... |
Узлы в мышцах, тромбы в венах, гематомы у сухожилий и спазмы в икрах ног. А сердце, сжимаясь словно ягнёнок в хлеве, (тахикардия) скачет из депрессии в стресс... |
Едва рассветёт, ощутишь себя солнца собратом. А воздух невинностью и наготою девичьей сияет. И брызжут булыжники улицы златом, и клювы дверей отворённых зевают по-птичьи.... |
Редко, с рассветом, такие стихи прилетают, одновременно и мраморны, и невесомы, те, что загадкою мучат и дух наполняют разом – и смертною мукой, и счастья истомой... |
Выходили мы, будто из чрева пещеры, из натруженных каменных стен факультета. И тетради стихов, неким символом веры, мы держали в руках. Большинства уже нету... |
Во дворе, возле крана с водою, почти у забора, долгий век доживает посудина старого таза. Он служил ещё бабушке, помнится, в прежнюю пору, а теперь в его чаше герань расцвела яркоглазо... |
На говор грома, на вопрос природы сверкнёт в электрокабеле ответ. В прозреньях мага – проблески свободы над мраком. Но предела спору нет... |
И в праздник Крестной славы* ото сна поднимет ночь меня негромким зовом. В букетах звёзд, небесная страна не спросит о пути моём ни словом... |
Позволь, земля Святого Саввы, вернуться сербскому поэту, тому, кто не избрал изгнанья, но испытал его сполна. Прими его сыновью душу, и в облаках, в потоке света, пусть рядом с белым серафимом, крыло в крыло, летит она... |
Аримафеи житель благочинный И тайный Иисуса ученик К руке, гвоздём израненной, приник И плоть Господню в пелену кончины Повил… |
Мужик из Мантуи, поспешный и смуглявый, В мальчишестве обласканный селом, Воспел и жезл, и бронзовый шелом И сам был осенён великой славой... |
На скалах, где ломают диорит, За тёмною грядою Аю-Дага Почила древнегреческая сага, Храм Артемиды, первый партенит... |
Там левантийских полнолуний чары Тепло и пряно гонят к сердцу кровь, Там диким цветом отцвела любовь, И всё в крови – и шлемы, и тиары... |
|
|