Кто кожею во Льеже ощутит 
холмов полноваллонское волненье, 
тот смелости посмеет-посвятит 
стихотворенье. 
Он замысел Мааса и посул, 
движенье-подвиг водного напора 
и угли ражих барж, их чёрный гул, 
сморгнёт не скоро. 

Он будет поутру опять готов 
к предательствам и ревностям-раздорам, 
надеясь лишь на преданность мостов 
быкам-опорам. 
Когда открытым текстом держишь путь, 
не счесть подвохов на большой дороге. 
И подавляют точной ноты суть 
шумы тревоги. 

В прицел же глянь, в метафоре замри, 
чтоб остров посреди Мааса, в Льеже, 
дышал бы, словно остров-сон внутри, – 
осенне-свежий. 
Вдоль набережной листьев желтизна 
по шашечкам ведёт к мосту Альберта 
двух странников, чья дымная страна – 
бурьян-омерта. 

Что, если вправду гул плохих кровей – 
свежее здесь, на приарденнском бреге? 
Что если сцепок-циклов здоровей 
лучей разбеги? 
На Рю де Парк хохол, бурят, валлон, 
знаток координат, аккордов мельник 
коту откроет двери на балкон, 
дабы в осенний воздух мявкнул он: 
«Вновь понедельник...»