Я делал то, что мог и был самим собою –
пред жирным не вилял, пред злым не лебезил.
Я охрой золотой и кистью голубою
грунтованный картон марал что было сил.
Я жил за годом год. Лета сменялись быстро.
Куда трудней брели, с худой сумою, дни.
Был хищным низкий лоб холопьего магистра,
и Господа я звал: «Спаси и помоги...

Оборони мой край – пронзительного цвета –
от храмов у Днепра отброшенный в скиты!
На целом свете глаз христолюбивей нету,
но и нигде не ржут столь лакомо скоты...»
Я делал то, что мог. Но что я мог поделать?
Отравлены давно все птицы и слова.
Молитву осмеют властители и челядь.
А голова не впрок, когда душа мертва...