Когда спозаранку в свой зимний башмак
влезал ты, сомнамбула-школьник,
не отрок ты был – с белым верхом батрак,
с коричневым низом невольник.
Казалось бы, умные книжки любил,
а школу бы – с музыкой, с песней спалил.

Вставая полвека на бой и на труд,
ты знал, что тебя обувают.
Зачем же цветы лихолетья цветут,
и светлость их не убывает?
Казалось, взойдут лишь осот и полынь,
но жив колокольчик и чуб его синь!

И доблесть ничейную, стёртый хомут
влача от июня к июню,
ты ждал, одуванчики вновь зацветут,
на солнце изжарят глазунью.
Казалось бы, так себе пища – плебей.
Но Битлы запели о ней «Естедей».

И ты бы запел, сочинил бы стихи,
но нет тебе мира и в полночь. –
Без башни низы и без неба верхи –
циничны, как «скорая помощь».
Трясёт перекрытия сверху торгаш,
и капает на пол не воск – макияж....

А воздух на сломанном кладбище пьян –
у церкви, в сегодняшнем парке,
где бес загружает быков-каторжан
в стотысячные иномарки.
А тот, кто, юннатом, природу любил,
воздет, – экспонатом, – на кончиках вил...

Но снова – теплынь, но поляны – в цвету,
и веет надеждой их нежность,
хоть в притче про день, что с собой не в ладу,
звенит сквозняка неизбежность.
Хоть завтра опять – спозаранку вставать,
и вряд ли разбудит, как в юности, мать...