Древесный кофе, кислое вино 
моравка подаёт. Но город Брно, 
однако же, – куда как величавей, 
чем эти склянки с привкусом печали, 
сказать вернее – с привкусом тщеты 
ухода от лукавой простоты, 
подмешанной и к неподдельной вере 
в грядущее, и к скепсису в химере 
готического храма. Впрочем, прочь, 
словесный уксус! Влюбчивая ночь 
впускает в город воздух свеже-чёрный, 
дабы смелей-порочней дом игорный 
светился заклинаньем «Казино». 
Пускай уж неказистое вино 
рожают лозы на окрестных почвах... 
Но пиво – вот ноктюрн! – до боли в почках. 
И хмель великолепен на шестах 

в воздушных залах о дрынах двухстах 
или трёхстах. Вот ночь на трон Моравы 
на медь и черепицу старой славы 
струит прохладу. В гуле казино 
«Каре, шеваль!» на 20 ставит Брно – 
и за пеньковый кофе отвечает, 
а значит, лёгким звоном привечает 
ночного игрока... Но, разум мой, 
когда ты жив, гони меня домой – 
от пагубы нажив, от ложной цели, 
к ночлегу в университетской келье. 
Тем более, что завтра поутру 
я слёзы расставания утру – 
и над осенней готикой столицы, 
над пашнями полей Аустерлица, 
где паутина ранняя искрится, 
лови крылом норд-ост, моя страница! 
Возлюбленная, спутница, сестрица...