Ещё все живы, вправду живы – 
дед с бабушкой, отец и мать. 
И сказок белого налива 
на ветках не перечитать. 
Ещё настурции на грядке, 
на влажно дышащей, хмельной, 
горят отважно без оглядки 
и багрецом, и желтизной. 
И Марфа в сумерках из шланга 
водицей потчует цветник. 

И каждый куст мне – самобранка, 
и мил мне воробьёв язык. 
Там по-иному время длится – 
не как теперь. Но я живу 
в полновоздушной той светлице 
и средь ветвей тех – наяву. 
Хлебну зари из кружки мая 
и между солнцем и дождём 
вдоль радуги, вдоль арки рая, 
на бронзовом жуке взлетаю, 
навеки лёгок на подъём...