Вот так и назначено петь – недолёт, перелёт.
И кровь воробья, перья-рёбрышки посередине.
А ворона сканер нас во поле диком найдёт,
хоть, правду сказать, нас давно уже нет и в помине.
Глазищами светишься, песни рифмуешь про бар,
про рыжего пса и готических терний наколку.
Кода-то и я на скамейке хлебал «Солнцедар»,
не друг ни себе самому, ни тамбовскому волку.

В глазах – не контактные линзы, но блюза укор,
минора декор, словно латка на джинсах дерюжных.
Когда-то и сам я втянулся в пустяк-разговор –
в сей блюзовый ритм никому, даже даром, не нужных.
Вот так и судилось дышать – перехлёст, передоз,
расплата отца и раскаянье блудного сына.
Вколи же мне в вену твой ломкий неверный мороз,
худышка-сестра, мироносица доз кофеина!