Когда, в виду вокзала и тюрьмы,
чадит Чернобыль-сталкер за плечами, –
да сфинксы мы, да, египтяне мы
с пропащими фаюмскими очами.
Там, где не хочет знать своё дитя
навек остолбеневшая держава,
там ожиданье Божьего дождя,
потребность омовенья – долг и право!

И хлынет ливень тёмною стеной,
и будет семь ночей и дней нещаден.
И не оставит ползать ни одной
из плосколобых пустоглазых гадин.
Два сгинут, ибо в сердце их – дыра,
а двести – лишь за то, что молчаливы.
Стрекочет смертник-счётчик. И пора 
делить на вечность жалкие поживы...