Гарик Целовальников – как Оскар Уайльд. 
Светятся на выкате-вылупе глаза. 
Помнится, на велике, третьеклассник-чайльд, 
нездоровой местности первенцы-друзья. 
Как плечища мощные, – железобетон, – 
в домовину втиснул ты – я не увидал... 
Как «в пристенок» резались, кореш-чемпион, 
это помню! – Звонкий наш медный капитал 

с Гарюном делили мы, о кирпич-торец 
ударяя – с воплями! – пятаком-гербом. 
И гербу, с колосьями, с лентами, – копец, 
и уплыл от площади Фейербаха дом 
к незнакомой пустоши, к музыке чужой... 
Прошлое охрупчилось, хрустнула педаль. 
Лишь сияет в Мюнхене, на груди большой 
олимпийца-гонщика, золото-медаль. 

Глория, виктория! А и не попрёшь 
против факта – фак его! – сторговал Гарюн 
велик героический за германский грош. 
На зеро нарезался Игорёк-игрун... 
Завертелось спицами, под гору пошло – 
не у дел динамовец, из бетона куб! 
Целовал целебное цельное бухло 
Гарик Целовальников – аж до сини губ. 

Руль держал, пикировал – лет до сорока, 
до нелепой гибели – нет, не просыхал... 
Проводы поспешные, смытая строка... 
Но не ящик вижу я – школьника пенал! 
Но на икрах бронзовых, вздутых, – чем не он? 
По двору промёрзлому, с клюшкой, без коньков?.. 
Гарик Целовальников, братец-чемпион! 
Так мы и представимся – там, средь облаков...