И вот опять Болонья. – Целый день
брожу по многоствольным галереям,
чья век за веком присягает тень
свечам алтарным, папским орхидеям.
Здесь сукровицей жилистых колонн,
Феррары кровью, колером железа
стволы из камня – без ветвей и крон –
крепят хребет властительного жезла.

Здесь, в лоне тёмно-красных кирпичей,
в виду доминиканцев и Гальвани,
свободен я – ничейный книгочей
с обрывком карты города в кармане.
И походя, на тыльной стороне,
на обороте чёрно-белой схемы,
два слова я царапну, внятных мне,
два тезиса растущей теоремы.

Не брат, не ровня шушере столиц,
ни митрам соглядатай, ни тиарам, –
я всё, что нажил, лишь родству зениц
спешу отдать – от сердца и задаром.
Ведь привкус лжи державной не отбить 
вином теологического спора,
а власть, пусть даже книжную, любить
уже не вправе Галилейские озёра...