Ракло и тремпель – харьковские цацки, похмельями зачатые слова. Трущобами замацанные сказки, ветвистая, над мусором, трава. Да, я любил те дымные бурьяны! Осеннее мальчишество моё бродяжило по листопаду пьяно, лишь заполночь царапаясь в жильё...
Ни злого века, ни чумного места незамутнённый взор не признавал. И жизнь была желанна, как невеста, в те дни, когда я лёгок был и мал. На Рымарскую улицу вернёмся – к листве лимонной чёрного двора, в далёком дне средь осени проснёмся и снова будем молоды с утра.
И удивимся вновь живучей сини над копотью дворовых чердаков. В кривом окне на хрупкой мандолине играет мальчик жилками висков. И вновь мы будем теми, кем не стали, и снова нам сулит звезду достать плебейский город – из травы и стали, босяцкая и ангельская стать...
|