Немного пчелиного мёда
и каплю смородинных слёз
из длинноресничного года
до нынешних дней я донёс.
На кряжистых сливах подвешен,
гамак допотопный скрипел.
Был взор её юный так нежен,
так синью пугливо звенел!
Осталось лишь россыпью света
и пульсом смятенья в виске –
созданье игривое это
с котёнком сибирским в руке.
Крамольно и больно хотелось
коснуться пшеничных волос.
Но я, не осилив несмелость,
лишь крови полоску унёс –
затем, чтоб у зимнего края
увидеть шалунью во сне,
что, лапкой котёнка играя, –о, привкус изгнанья из рая! – запястье царапает мне...
| 
