Лишь с летящего почерка всё начиналось когда-то, 
лишь со взора ревнивого, с юной, до дрожи, руки. 
Под лиловою строчкою выцвела давняя дата – 
Рим и Трою с тех пор поглотили снега и пески. 
И полмира с тех дней в деревянной тяжёлой одежде 
на плечах домочадцы и други во тьму унесли. 
Странно жить и теперь, но тогда, но в мальчишеском «прежде», 
трепетала душа, отрываясь от вязкой земли. 

Оттого и врастали в перо неумелые пальцы, 
оттого прорезался во лбу неулыбчивый глаз, 
что мы все, как один, на минуту по свету скитальцы, 
и уже через миг будет некому вспомнить о нас. 
Шевелятся разбухшие, вечножующие, туки 
погребальных холмов... И на каждой юдоли – тавро. 
И за воздух хватаются новорождённые руки, 
чтобы некая птица в ладонь уронила перо.