Локоть саднит. Вспоминается, что ли, Неаполь?
Крепко ты к чёрным камням на лету приложился.
Помнится белый в порту, из Палермо, корабль,
шайка подростков, влачащих обвисшие джинсы.

Славный декабрь: плюс пятнадцать, и солнце возможно
на полчаса, на зубок, отчего – лишь дороже…
Истинно жив над заливом Везувий, и ложна
вечность – вне дрожи сетчатки, ноздри или кожи.

Время же, ставшее мифом фортеции-мыса,
медленно твёрдой скалою в пространство врастает.
Время же – запахом йода, лимона, аниса –
над огнестрельною башней прицельно витает.

Локоть болит. Своенравны ступени к бойнице.
В жёлтую кладку вцепились смолистые плиты.
Не выбираешь оказии, дабы родиться,
да и о прочем – не спросишь, где вороны сыты…

Вы ли башмак подтолкнули, кудрявые боги?
Ваши ль нахмурены брови в Стрелецком созвездье?
Благо, ты сроду не знал недырявой дороги –
где выживал ты, там почва и воздух – возмездье.

Локоть горит, и ребро у бродяжьего сердца,
наискось треснув, скрипит на расшатанной ноте.
Пишем – глотнул ты чуток италийского перца,
помним – ты всё ещё в околоземном полёте.

Лестница, впрочем вела к изваянью кентавра
в стиле модерн из зелёного с чёрным металла.
Правил Стрелец декабрём, корешок минотавра.
Может, немного улик, а и знаков немало:

ибо, где выжил ты – эта же нечисть при власти –
полный конклав вурдалаков, мутантов, грифонов.
Цепкость химерная в их золочёном запястье,
речь их вливается в дыры пустых телефонов…

Эпосу – время, метафоре хватит и суток.
Гладил дворняг ты в Неаполе, но не мастифа.
Но королевство, но солнечных вод предрассудок!
Кровопускание во оживление мифа…