В заизвесткованной жилке тикает-тукает кровь. Рильке. Щедроты копилки, времени-проседи новь. Медленные меценаты в самолюбивых усах. Альпы. Печальные даты в башенных круглых часах.
Пражскою бражкой хмелея, выйдя в сферический путь, вычертил вслед Галилею да не судимую суть. И, Амадею вдогонку, выдохнул тот же завет: утренний, словно ребёнку, миру и городу – свет.
Так и дышать бы по-русски, как по-тевтонски писал чешский, швейцарский ли, прусский баловень и маргинал. Так и крепить бы по-свойски эту вселенскую связь, гибели подлой геройской в поле меж строк не боясь...
|