Удержи в голове карту ста городов и провинций,
будь до смерти летучим, иным – в стременах и в седле!
Потому что не вспомнит война о своём пехотинце,
но оставит лишь всадника цокот в оконном стекле.
И оставит рисунок подков-отпечатков на глине, –
иноходца гнедого, с резною лодыжкой коня...
По овсу, ячменю, по межхолмию, по седловине
скачет, скачет июнь, колокольчатой дробью звеня.
Снова лето царит, косогор воздымая лиловый,
но под боком, за ближнею станцией, трётся зима –

деловая стервоза формации якобы новой,
адвокат авокадо, палёной конторы чума...
Не запнись на пороге – сомнут, на муку перетопчут.
Освежись бузиной из овражных размашистых ям.
Как бы горло ни драл низколобый ухватистый кочет –
а ни ноши с плеча, ни полслова с пера не отдам!
Это – мы и они. Нас не вымерло десять, двенадцать,
уцелело, от силы, тринадцать на фоне камней.
Так и было. Я помню: никто не рискнёт распинаться
все семьсот тысяч дней...