Убежит и оставит в подарок
полтетради поспешных стихов,
синий кляссер космических марок,
склонность к пенью ­– не без петухов.
Улетит воробьиная юность –
в бровь клевала, нацелясь в зрачок,
утром в зеркало пялилась, дулась
на добрейший под рёбра тычок...

Уплывут двадцать лет вдоль капели
вместе с мусором города Ха,
чтоб впилась во фланельку шинели
мёртвой хваткой бацилла стиха.
Ибо кто ж из витий не Башмачкин,
битый боем башмачным не впрок,
коль дешевле копеечной жвачки
виноград зарифмованных строк?..

Улизнёт, не простясь и запиской,
из какой-то дыры позвонит
сквозь шумы глухомани неблизкой,
сквозь классический плач Аонид.
Унесёт все ключи и безбожно
с белой клетки утащит ферзя...
Без тебя – не вдвойне ли тревожно?
Осторожно лети, осторожно,
хоть на входе в вираж тормозя!