Трёхгорлый кочет, ворон пятиглавый, телок лобастый о шести ногах… – Быль чёрная с отравленною славой ломают зелень в гетманских лугах. Я вашим рос, Кныши и Наливайки, когда из волчьей чашки молоко мне скармливали на ночь ваши байки и песни выл у люльки пёс Серко, собачьим сердцем за стеною чуя – саблюк измену, жжёной шерсти клок… Не вашим стал я, но родства хочу я, хоть вряд ли будут белка и свисток в руках у нас, как не было их сроду, с тех пор, как берегиня-Перворусь, – неравнодушна к волчьему приплоду, – вогнала ярость в вену нам и грусть… Плеснула в чашку с ручкой завитою отвара из толчёных мотыльков, чернильно-едкой ягоды настоя и млека от волчицыных сосков, чтоб отхлебнул я – и на донной гуще, на жиже колдовского толокна, о будущем гадал, чадящем пуще чем прошлая столетняя война, чтоб угадал я Припяти разливы, где сом луну метровой пастью пьёт, где в гуще осоки мерцают гривы смолистым фиолетом дикой сливы, а лбы волчат с утра – смелы-бодливы и кочет в три гортани срам орёт…
|