Валенсия, скучаю по тебе, 
когда бы не сказать сильней – тоскую! 
И вновь, нарваться на отказ рискуя, 
я обращаюсь к скаредной судьбе: 
«Продли дыханье примаверы той, 
хотя б на тот один апрельский вечер, 
где просветлённый дух мой, как тинейджер, 
исполнен взлётной силы молодой, 
где чёрно-золотой просторный мир 
вовсю распахнут мне с крыла балкона 
Валенсии, где звуки Морриконе 
так тихо льются издали в эфир». 

Валенсия, скучаю по зубцам 
твоих Ворот, по Лонхе-де-ла-Седа 
и вновь во сне к тебе на встречу еду, 
к твоим навек речистым мертвецам 
из бронзы. Твой Льоренте рифмовал 
навряд ли ярче прочих и смелее. 
Но днесь под сводом фикусной аллеи 
достойно он венчает пьедестал, 
когда в апрельской влажной полутьме, 
загажен сизарями шалой стаи, 
стоит, не дрогнет, дорогое зная: 
«На каждый звук – миллениум в уме!» 

Парит вдали стрекозий новострой 
искусника Сантьяго Калатравы, 
Нет, не избыть мне здесь любви-отравы – 
под плавной апельсиновой горой, 
здесь, под шатром эпических ветвей, 
что брызжут сквозь изломы млечным соком, 
здесь, где я полнюсь рокотом и роком... 
Лети же, ветер из Магриба, вей 
по городу, чья Турия-река 
озеленила русло райским садом, 
чей гений-дух, струясь по анфиладам, 
всю ночь лепечет мне, что счастье рядом. 
Валенсия! – Вселенство вдоль виска...