В стамбульском отеле за шведским столом 
присядем, дружище, с тобою вдвоём – 
два сивых бродяги, два тёртых бойца, 
два слева направо нездешних чтеца. 

Отчаянный чаячий крик поутру 
нас поднял. «И жизнь всё красней на миру!» – 
клянётся светило Корана в упор, 
врываясь в окно через каменный двор. 

Мартыны, горланя заветы отцов, 
выводят на крышах горгулий-птенцов. 
Распахнуты клювы голодных химер... 
Вперёд, мой попутчик! Ахмед и Энвер, 

свершив на румяном рассвете намаз, 
Босфора сапфир и Софии алмаз 
уже под лучами июня зажгли. 
Вперёд, пешеход! По античной пыли, 

по мраморной крошке Царьградских руин - 
туда, где колдует Стамбул-Алладин. 
В полёт! Я ведь помню, мой старый матрос: 
в анкету твою залетев, альбатрос 

оранжевым клювом стучит по корме... 
Пускай торгаши и менялы к зиме 
жиреют. Я лиры с Кемалем верну 
базару, лишь лиру Орфея одну 

себе оставляя – июньский завет, 
белейший налив, амулет, пересвет, 
чтоб лютня и саз и четыре струны 
бузуки остались мне столь же верны, 

как ветру морей с незапамятных дней 
верны мореходы Улисс и Эней... 
Холмами Стамбула владеют века, 
и вечность, распахнута и широка, 

пространству равна. Поспешим же, мой брат, 
вписаться в гармонию координат! 
И чашкою кофе за ранним столом 
мы словно бы с чистой страницы начнём 

всё то, чему сбыться и не миновать, 
всё то, чему любо два сердца отдать, 
чем манят Босфора и Понта ветра. 
Пора, альбатрос, в поднебесье, пора!