Отрок, в жмурки игравший, и завтрашний жмурик-мертвец!

Говорить с отраженьем своим – запредельно опасно.

Благо, к розовой маме давно подкатился отец,

чтоб решить мой вопрос по-мужски, неотложно и ясно.

Пламенел лишь вчера на ветру первомайский флажок,

а сегодня сады мои сохлыми ветками ропщут.

Как советский, с горячей картошкой, остыл пирожок,

так, того и гляди, клюнет в темя сегодняшний кочет.

 

Закрутилось в жгуты окаянное время чудес.

Не отыщешь себя в оболваненной бизнес-вселенной.

И пока за холмом спешно рубится Господа лес,

человеческий суд за изменой штампует измену.

За коленом колено трещит – то утроенный грех,

то двуглавый эмпирик, то понтификат шестипалый...

Вот мы, милое чадо, сполна и ответим за всех,

за все дыры времён, за пространства распутицы шалой.

 

Не горюй, мой заветный, я сам свою соль проглочу,

открестившись от выпитой водки и будущей песни.

При последних минутах поближе к родному плечу

мне прижаться бы, без причитаний о стуже и бездне.

Не грусти, мой хороший. И я ни на что не ропщу,

только всё молчаливей на Бога смотрю и на присных.

Только в искре зрачков твоих снова и снова ищу