Говори на лунфардо, шути на жуаль
и рифмуй – хоть на суржике, хоть на трасянке.
Электричка, от станции «Электросталь»
отойдя, утопает в сугробах обманки.
Ворон-мытарь хрипит над Холодной горой
слободской, над базаром-вокзалом Шулявки.
И зачатый во тьме атеизма герой
с детонатором бродит у бензозаправки.
На ветру Азнавура дрожит козлетон –
то ли здешний блатняк притворился шансоном,
то ли пёс, именуемый Армагеддон,
завывает над рано темнеющим лоном.
В самый раз – помолчать на студёном родном
и на всех языках вавилонской напасти
о единственном смысле, навеки одном,
о глубинно-предсмертном предчувствии счастья...
Молчаливая ночь бесконечных снегов
и на чёрном суку санитарная птица
на языческой фене бездетных богов
не устанут во сне о Младенце молиться.
Но безумная бритва хрустит в кулаке,
отсекая третейские головы судьям.
Хоть в конце бы, на снежном уже языке,не соврать. Хоть отпеты по совести будем…
| 
