Cвежее дышат ночи, холодней 
теперь, когда на середине август. 
А дерево, в плодах-очах, как Аргус, 
не хочет стужи и молчит о ней. 
О, яблони глазастые мои, 
мальчишества ничейные наливы! 
Похоже, я старею, и не диво, 
что проиграть готов свои бои... 

Но проиграть и выиграть – в одном, 
по-честному намешанном, флаконе! – 
Где дыбятся шампаня, сидра кони, 
где полон август Гауссом-вином, 
тем самым – в интегралах на разлив, 
в двойных, тройных и прочих многократных... 
Гляди, опять лиловы кроны слив 
и детская рубашка – в свежих пятнах! 


* * * 
Свиные рыла правят миром 
и бычьи наглые рога. 
Текут их губы жидким жиром 
вдоль краденого пирога. 
Вы только гляньте в эти хари 
правителей новейших лет! 
В фантасмагории, в угаре – 
и то подобных монстров нет. 

Но друг мой, рыжий и весёлый, 
из тех, кто разом тут и там, 
воспитанник партийной школы 
язвит меня ухмылкой голой, 
что я не прав – на двести грамм... 
Да пусть на литр я ошибаюсь! 
Я продолжаю речь мою – 
и расчленённой правдой маюсь, 
и злые слёзы горько лью...