Налейте парню газводы с сиропом –
с малиновым, по гривеннику доза!
Георгий Жуков скачет по Европам,
грозит кулачной бугроватой розой.
Смолёный жеребец под ним томится,
под спудом орденов, под грузом туши.
Коль на родном юру пришлось родиться,
гордись одной шестой горбушкой суши!

Хромает год, не то сорок девятый,
не то уже пятидесятый... Что ей, 
душе-синице? Взята в плен вожатой
отрядной и лазутчицею Зоей.
Окружена прищуром гегемона
и счетверённым профилем латунным...
А всё – гляди! – взлетает беззаконно
над почвою, измятой конным гунном!

Здесь, в стае воробьёв, ты сам когда-то
в тональности чирикал повоенной.
Голь гомонила, выдумкой богата.
Под балкой чердака, в петле ременной,
чернел, деревенел отец Толяна,
ещё вчера тишайший работяга...
Пустырь апрельский пьяно сох и пряно,
и крепла в синеве предчувствий тяга.

Плесните хлопцу газводы с сиропом,
с вишнёвым, чей краситель – всенароден!
Квадригой вертухаев и гоп-стопом
дни мечены: нечётен, неугоден...
Но ты, кто звуки чуешь всё небесней,
едва ли что-то в нотах понимая,
уже умылся ренессансной песней –
росисто-ранней арией трамвая!