Год високосный и август с широкой косою… Отче, не выдай! Другой ведь никто не прикроет. Выпал же фарт – побрататься с сестрой-стрекозою, с высью, которую надвое рвёт астероид. В рабских браслетах на Патмос влачат Иоанна. Тень откровенья над сумною суммой – всё гуще. Близок исход, и, старея стремительно рано, прячется солнце дворнягой в терновые кущи.
Сон не идёт, и фальцет петуха предрассветный дню не сулит возвращенья добра-позитива. Разве что, чада зеницами вновь самоцветны, вновь нежноногие нимфы асфальта красивы… Правда и то, что смутьян-рифмователь колючий, взвешенный трезвою прозой и брутто, и нетто, к снегу укроется почвой, промёрзлой по-сучьи… Ибо всё ближе расплата планиды падучей и до копья високосная свёрстана смета.
|