Год високосный и август с широкой косою…
Отче, не выдай! Другой ведь никто не прикроет.
Выпал же фарт – побрататься с сестрой-стрекозою,
с высью, которую надвое рвёт астероид.
В рабских браслетах на Патмос влачат Иоанна.
Тень откровенья над сумною суммой – всё гуще.
Близок исход, и, старея стремительно рано,
прячется солнце дворнягой в терновые кущи.

Сон не идёт, и фальцет петуха предрассветный
дню не сулит возвращенья добра-позитива.
Разве что, чада зеницами вновь самоцветны,
вновь нежноногие нимфы асфальта красивы…
Правда и то, что смутьян-рифмователь колючий,
взвешенный трезвою прозой и брутто, и нетто,
к снегу укроется почвой, промёрзлой по-сучьи…
Ибо всё ближе расплата планиды падучей
и до копья високосная свёрстана смета.