Лил зимний дождь что было сил
за окнами на голь деревьев.
Чуть трезвый Толя Передреев
в тот вечер стих мой оценил.
В тот раз дружок Рубцова пил
с другим, малодостойным, другом
и горько плакал, будто стругом
подбитым в омут уходил.

Земля, где гибнут мужики
от гордости, хоть и по пьяни,
то в Вологде, а то в Рязани
редчайшие родит цветки.
По-детски искривляя рот,
твердил он, со слезой и болью,
что сердце сорвано в застолье,
что сам он вскорости умрёт...

Так подлинно он предрекал
свою погибель в плаче этом!
Он очень русским был поэтом –
велик печалью, сроком мал.
Он умер дома и во сне.
От сердца. От родимой водки.
Прости же, милый, пир короткий.
Опохмелись последней соткой.
И оживи, на миг, во мне...