Люля-кебабу я по-свойски рад, 
но ляля плюс никаб почти зловеще 
стыкуются. Похоже, в краткость вещи 
включён причин и следствий долгий ряд. 
Сквозь щель никаба – Вавилон, шахид, 
шумер, Искариот и цезарь Тит, 
смешавшись, словно в дьявольском коктейле, 
сулят семь чёрных пятниц на неделе. 
Да так, что брезжит в ближней параллели 
усач Усама, олигарх-скиталец 
с оленьим грустно-масляным зрачком, – 
любовник смерти, чей не в силах палец 
со спуском «Калаша», с курком-крючком 
ни наяву расстаться, ни во сне… 
Бен Ладен с молодой женой в никабе. – 
Как живо входят в мой расклад оне! 
И чёрный автомат на чёрной бабе 
всего лишь длит багровый ток знамён 
кровоточивых, – всклень моих! – времён… 
Когда-то с «Калашом» на юной вые 
я клятву маме-мачехе давал. 
Но грянули откаты роковые 
с кончиной мамы. Чернозёмный нал 

вовсю питает корни паханата. 
Трещит душа по швам, а с краю хата 
куриной лапой рвётся мне в карман, 
поскольку волчий криминальный клан 
удавкой дожимает коммунальной 
свой люд – овечьих, видимо, кровей…. 
По дедовской шкале, по пятибалльной 
кол пишется чернухе смутных дней 
сообществом, чуть бурого окраса. 
Но в целом масса без боеприпаса 
не в силах одолеть сама себя, 
подспудно, вдоль генетики, любя 
своё же вековечное холопство… 
Усама же приносит неудобства 
всем тем, кто сам с усам, кто по слезам 
спешит в шузах из кожи страусиной. 
И мне всё чаще снится кол осины… 
И прав Коран: достойней во сто крат 
безбожия, стяжательства и жлобства, 
достойней беспредела – шариат! 
Дождёшься ли, отчизна хлеборобства? 
И что никаб? – В очах его: «Свят, свят…»