В сентябре обезлюдел бассейн. И по глади воды
три листка проплывают, купальщиц былых заменяя,
откупавшихся в августе.  Лишь на ограде следы –
полотенца, забытые их отлетевшею стаей.
Если ветер подует чуть крепче, почуешь ясней,
сколько дней растерял ты за месяц, за месяц всего-то.
Впрочем, надо укутаться. Ноет под зябкостью дней
незалеченной раны глубинная долгая нота.
В ресторане и в шахматы можно играть возле самой воды.
Только не с кем. Все стулья пустуют. И вовсе уж плохо
с появленьем приезжих. Надежды сезона – пусты,
и осталось от лета не больше последнего вздоха.

И его Ты возьмёшь у меня, Господин. Но позволь
опускать мне пока что в бассейн и лодыжки, и пятки,
соглашаясь на роль в эпизоде. Ведь главная роль –
время, легче пера, но берущее всё без остатка,
без отдачи, без жалости. И где-то там, в пустоте,
горловые дрожат и беззвучно вибрируют связки.
Так позволь же мне кануть в пространства надёжные те,
как под воду ныряльщику, и без малейшей опаски.

Вот и дверь закрывают. Закатный густеет покой.
И хорошенькой официантки глаза заскучали –
прикурив сигарету, качает скрещённой ногой
на пригреве вечернем, на стыке тепла и печали.
И твоя бы рука прикоснуться к колену могла,
но движенье упрятано в плен пеленою бетона.
И куда бы в итоге случайность-игра ни пришла,
здесь, на стыке миров, ты найдёшься. Земные дела 
за предел отрицанья выводят. И выдох тепла –
может, больше, чем надо тебе, на уклоне сезона.