с этим
небом твоя и моя совпадает душа
/seshel.ucoz.ru/
Творчество Татьяны Селиванчик – уже
давно известно ценителям поэзии. Ранее увидели свет две книги ее стихотворений:
«Три костра» (Киев,
Не главная ли реакция автора на прошедшие десять лет определена
ключевым словом и вынесена на обложку книги – «Упование»? Не главный ли ответ
на то самое десятилетие, которое ни для кого из нас не было приветливым,
гуманным, обнадеживающим?
Надежда – естественное состояние человеческого существа. Наверное,
самая звучная формулировка этой важной истины дана еще латинским
«Dum spiro, spero» – «Пока дышу, надеюсь». И убедительность этого
образца римской лаконики таится не только в чеканном
ритме фразы, но и в некоем глубинно-фонетическом, почти магическом, совпадении:
вся разница между «spiro» и «spеro», между «дышу» и «надеюсь», определена одним –
единственным серединным гласным звуком…
Не так легко, однако, реализуется переход от дыхания к надежде в
реальном человеческом бытии. Сегодняшний социум, сегодняшняя окружающая среда,
а, следовательно, и душа и плоть каждого человека подвержены непрерывному
натиску множества старых и новых болезней – и поддающихся более или менее лечению,
и таких, от которых ни вакцин, ни лекарств на сегодня просто не существует. Как
нет и уверенности, что такие противоядия появятся когда-либо…
И кто же чутче поэта способен уловить накопление критической массы
этих обстоятельств во всей их остроте и неотвратимости?
Нет, к сожалению, не сон,
Не чьи-то бредни –
Немыслимый аттракцион
Времен последних.
………………………………….
На все «спаси и сохрани»
Немого крика
Глядит Спаситель в наши дни
Печальнолико.
Тревожна усеченно-ямбическая ритмика этих стихов. Ведь речь в
них идет о трудноисцелимых хворях социального
организма: об алчи, эгоизме и жестокости, о безбожии и
непокаянии.
О прежних родимых пятнах и язвах – в новых, «последних» временах,
в новых мутациях и преломлениях:
Неужто бой добра со злом
Грядет итогом,
Где свет и тьма пойдут на слом –
Одним потоком?
Эти стихи о глобальном, о «часах потопа»
помечены неподдельным личностным чувством, живой болью именно потому, что
Татьяна Селиванчик предстает в своей поэзии по
преимуществу лириком. То есть, чутким слушателем и соглядатаем
человеческой души, ее аналитиком и метафизиком, а порою и алхимиком, способным
подвергнуть ранимую субстанцию рискованному психологическому испытанию.
Спектр лирических интонаций семи десятков стихотворений сборника широкополосен – от элегического напева-раздумия
до звучания полемичного, пафосного, но чаще всего оправданного подлинностью
страсти. Примечательна способность автора выдерживать
точную лирическую ноту, принятое настроение стиха. Как, например, в этом теплом
и просветленном обращении к родному человеку:
Не называй безотрадным житье,
Как бы там ни было в мире увечном, –
Видишь, шиповник блаженно цветет –
Радуйся мигу: пусть он быстротечен.
Что б ни терзало, ни жгло изнутри –
Собраны прожитых лет урожаи –
Словно ребенок, вбирая, смотри,
От неизбывного чуть отрешаясь.
Или же в стихотворении совсем иного рода, из тех, где поэт не
останавливается перед риском испытания собственной души на излом и на разрыв, и
где, какой бы ни была подоплека горечи и разлада, слово звучит, – и в
эмоциональном, и интонационном отношении – полновесно и убедительно:
Ты, сам того не зная вроде,
Мне давший силы дальше жить,
То в сторону глаза отводишь,
А то глядишь поверх души:
Неловко, непривычно глазу –
В беду чужую и печаль,
Так смотрит акробат Пикассо,
Повернут в сторону плеча...
Последние четыре строки данного отрывка сделаны с точки зрения
пластики, поэтической техники – мастерски. Каждый, у кого на памяти
неприкаянные фигуры бродячих циркачей голубого и розового периодов Пикассо,
сможет увидеть заново всю выразительность и символичность их жеста-излома,
поворота-надлома. Увидит именно потому, что эта символика очень точно входит в
смысловой контекст стиха.
К подобному хлесткому тропу, к интенсивной метафоре Татьяна Селиванчик обращается не часто. Наверное, здесь уместно
определение: редко, но метко. Думаю, что ориентация на традиционные, – сказать
бы, классически сдержанные, – пластические средства является вполне осознанным
выбором автора. Пожалуй, это именно принципиальная позиция – снятие всех
потенциально лишних, игровых, моментов в пользу полной серьезности в постановке
главной поэтической задачи.
Объективно говоря, возможны и внутренне плодотворны самые разные
пластические системы. Но важно то, что в выбранной Татьяной Селиванчик
системе художественных координат ей удается достичь живого дыхания стиха,
достичь выхода в новое поэтическое пространство:
День июньский свечою зеленой горит не спеша.
В нем летучая радость важнее насущного хлеба,
А этаж совпадает с десятым сиреневым небом –
С этим небом твоя и моя совпадает душа.
Здесь в последней строке найден сильный и естественный образ
обретения поэтом того самого, вынесенного в заголовок книги, «Упования». Не
просто надежда, но Надежда – в единении с Верой. Еще точнее, Надежда,
оправданная неутратой и Веры, и Любви.
Воистину, упование – это то состояние, когда «с небом совпадает
душа». Благо – когда совпадает (не во всякую минуту...) собственная душа,
трижды благо – когда участвует в этом созвучии (еще реже и труднее!)
одновременно и душа единомышленника, соучастника по преодолению мировой
пустоты:
...А над чьей-то строкой – горевою,
расхристанной –
То замрешь, то взметнешься до сердцебиенья.
Умение почувствовать вибрации тонких слоев – характерная
особенность лирики Татьяны Селиванчик. Вот этот
резонанс внутренней струны с основным тоном, заданным «десятым сиреневым небом»,
и есть одна из основных целей поэзии – и во вдохе, в ощущении, в преддверии
стиха, и в выдохе, в звуковом и образном осуществлении слова.
И здесь уже – только предыстория: достигнуто ли резонирование с июньским небом всем напряжением дара и
внутреннего существа поэта (и не минутным, а всежизненным
напряжением!) или же глубокое и точное звучание почти подарено счастливым
приходом вдохновения, которая тоже в конечном итоге – следствие долгой духовной
работы. И никогда читатель не узнает в подробностях, как сменяется день ночью,
а надежда отчаяньем на смотровой, затворнической, башне десятого этажа где-то,
например, на стыке улиц Клочковской и 23-го
Августа...
Конечно же, всякий раз в искомом «совпадении с небом»
участвуют и внешние, и внутренние силы.
Но и несомненно и то, что готовым к
творческому созвучию должен быть в первую очередь именно художник. Именно
его святое, почти непосильное, дело – отстоять во
многомерном хаосе свое внутреннее, свое – Божье... И речь здесь не идет ни «о черных
дырах хладнокровных сердец», ни даже о тех, кому «не по силам надмерность».
А говорится здесь, как и в поэтической книге «Упование», об
обретении надежды – вопреки горечи и боли земного пути. И, что еще важнее, – о
неизбежности, о полноте и всеобъемности этой надежды.
О том, что под летучим, острым и точным, углом поэтического зрения существуют и всегда будут существовать «Вселенная,
пронизанная Богом», «мир, исполненный смысла». И никакие хвори
земного мира, никакие дешевые торгашеские игры на понижение духа, на обретение
сиюминутных и фальшивых рейтингов, ни даже папирусы апокрифических Евангелий –
не в силах этих высочайших обстоятельств отменить!
От души желаю поэту Татьяне Селиванчик
настоящего читателя – думающего, неравнодушного, правдолюбивого. Ее стихи
достойны и несуетного, глубинного прочтения, и сердечного участия.