«ЧТОБ В СЛОВЕ ЭТО ВРЕМЯ ОТСТОЯЛОСЬ…»

О поэзии Сергея Шелкового

 

Автор: Олег Горшков

 

/seshel.ucoz.ru/

 

 

Сборник стихов известного харьковского поэта Сергея Шелкового «Небесная механика», на мой взгляд, – настоящее событие в нынешней литературной, а точнее сказать, поэти­ческой жизни. И не только потому, что выход каждой новой книги такого зрелого мастера поэтического слова является событием по определению. И даже не потому, что автор имеет немалую читательскую аудиторию, с нетерпением ждущую выхода этой книги.

Существенное значение для такой оценки имеет еще и тот культурологический контекст, который неизбежно привносят реалии современного литературного процесса. Парадигма «художник и время», наверное, одна из самых ключевых в понимании сущности всякого рода творчества. Тем более, твор­чества, инструментом которого является слово. Выразить свое время, запечатлеть его дух – вот великое искушение, которое зачастую владеет человеком творческим, человеком пишущим, вот соблазн, так или иначе, направляющий его перо.

Но плоды этого искушения бывают самыми разными и непредсказуемыми. Стремление поспеть за временем, а то и опередить его, всегда побуждало поэтов к поиску новых форм эстетики. Процесс этот закономерен, сложен и проти­воречив. Однако в последнее десятилетие, к сожалению, в нем доминируют тенденции, которые не могут не насторажи­вать. Так называемая «актуальная» поэзия и ее всевозмож­ные апологеты все более рассматривает форму, лексическую концепцию, фасон «вербального платья» как некий фетиш, нечто самоценное и первостепенное в искусстве. От поэти­ческой манифестомании и агрессивного самоутверждения всяческих постмодернистов, концептуалистов, метаметафористов и прочих искателей небывало новой искренности за­просто может закружиться голова, как у читателей, так и у самих стихотворцев.

Сущностная, содержательная часть поэзии все более от­ходит на второй план, если не низводится до малозначитель­ного и не всегда обязательного приложения к упомянутым изощренным играм в изящную словесность. Как будто воз­можно передать дух времени одним только сумасшествием формальных изысков. Вот и получается, что сегодняшняя «актуальная» поэзия отражает и выражает не столько суть стремительно ускользающего времени, сколько громыхание его сует и пустот, шипение его пены.

Тем ценнее, что наряду с подобными проявлениями кар­навальной литературщины все же пишется, издается и обре­тает своего читателя иная литература, в которой время пре­ломляется в человеке и одушевляется человеком. И основ­ным предметом такой литературы остаются вопросы, кото­рые от Ноя и доныне составляют суть человеческого взыска­ния и беспокойства – жизнь, смерть, Бог, любовь, счастье. И не отношением ли человека к перечисленным вечным вопро­сам, прежде всего, определяется дух времени?

Для меня «Небесная механика» является событием имен­но потому, что лирика Сергея Шелкового буквально прони­зана драгоценным пониманием сущностной взаимосвязи между менталитетом времени и менталитетом человека. И сам поэт отчетливо осознает свою художническую миссию.

 

Чтоб в слове это время отстоялось,

весь этот подло-неизбежный век,

я, обреченный прозе человек,

держусь упорно за родную малость

за право окликания стихов...

 

В конце концов, именно человек – насельник, постоялец и кочевник, превращает пространство и время в ойкумену, в обитаемые, преображаемые жизнью измерения.

Поэзия Сергея Шелкового – тоже ойкумена. Уникальная, завораживающая ойкумена. Вернее, обитаемая вселенная, вмещающая в себя множество времен и пространств. Чита­телям «Небесной механики» предстоит, на мой взгляд, за­хватывающее, но далеко не развлекательное путешествие по историческим эпохам, зачастую перекликающимся и «раз­говаривающим» друг с другом. И это вовсе не перекличка блистательных теней из времен Пятикнижия и «глиняного века» Золотой Орды или первого и второго Рима, а то самое неизбывное, насущное взыскание внутренней гармонии с ми­ром и самим собой, которое с помощью искусного пера заме­чательного поэта способно «оживить» любое время, сделать его мгновеньем, переживаемым здесь и сейчас.

Но настоящее путешествие по времени, предполагает и полноту пространства, выхваченного фокусом поэтическо­го окуляра. Книга Сергея Шелкового – это еще и богатое собрание картин, написанных с италийской и испанской, скандинавской и британской и, конечно, с излюбленной ав­тором крымской натуры. И это воистину роскошная, щедрая живопись. Натюрморт, пейзаж, портрет, жанровая сцена, эпическое полотно – все в равной мере подвластно нашему художнику слова, все проникнуто удивительной чуткостью автора, пристальным и пристрастным постижением самых малых подробностей бытия.

Отраженные в волшебном зеркале метафор и созвучий Эльсинор и Равенна, Валенсия и Андалузия, Феодосия и Гур­зуф, Коктебель и Ярославль, начинают подрагивать, шеве­литься, наполняться звуками, голосами, движением, пряным и терпким ароматом времени и места. На самом деле, умение создавать ощущение присутствия в литературном простран­стве –дар исключительно редкий. Автор «Небесной механи­ки» обладает им в полной мере.

 

Но мирным утром клин травы исчерчен

улитками. Кефали косяком

обходят мол, чей абрис чуть увечен.

И бурым йодом свежий бриз наперчен,

и мальчик, тонкоплеч и безупречен,

спираль рисует ревностным мелком...

 

Дышать не надышаться этим одушевленным воздухом хронотопов, создаваемых Сергеем Шелковым. И тут, навер­ное, самое время отдельно сказать несколько слов об инстру­менте и, одновременно, о материале, с помощью которого и происходит сотворение этих аутентичных очарованных про­странств – о языке, присущем нашему поэту. Читая книгу, невольно ловишь себя на мысли о том, что автор непременно должен испытывать наслаждение от своего камлания словом, своей демиурговой ворожбы, от ощущения послушности ин­струмента и податливости материала. Настолько органично сосуществуют в его стихах сущностное наполнение, троп и просодия. Настолько широка их образная палитра. И какое же там пиршество метафор! От метафор, похожих на теку­чий золотистый мед, наслаивающихся друг на друга, густе­ющих от строки к строке, до метафор стремительных, вне­запных, обновляющих кровь:

 

В виноградных корзинках несут

молодильное мясо искусства...

 

Но вернемся, пожалуй, к тому, с чего начали этот не­большой очерк о нашей книге – к вопросу о месте и значе­нии человеческого аспекта в отображении времени. Может быть, самым определяющим и значимым моментом в пре­ломлении темы времени является для автора «Небесной механики» художественное исследование сменяющих друг друга времен в самом человеке, постижение внутреннего, экзистенциального времени. «Время плакать, и время сме­яться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять...» – вот та экклезиастова поэтическая планка, которую задает себе автор.

И какими бы трудными ни были экзистенциальные по­иски поэта, в какие бы разные эмоциональные оттенки ни окрашивалась интонация и настроение стихов, есть в миро­восприятии автора нечто краеугольное, незыблемое, при­дающее читателю ощущение опоры в зыбком и превратном мерцании времен и сутей. Речь идет о внутреннем этическом чувстве художника, порождающем некую личную иерархию ценностей – жизненных и творческих. Мне этот личностный этический выбор поэта и эти ценности, признаюсь, весьма близки. Близка и та апология исторической памяти, памя­ти рода и родства, всего, что охватывается емким пушкин­ским определением – «Любовь к родному пепелищу,/ Любовь к отеческим гробам», которая отзывается в стихах Сергея Шелкового собственной пронзительной нотой:

 

Но озимь над блудилищем взойдет –

и распашонку вновь мальцу пошили

все те же руки матери святой.

Скажу: лишь этой кроткой красотой

мы Господу глаза и освежили...

Его сроднили с нами напрямик

Мария-дева, мать, и бабка Анна.

Преданье это – достоверней книг...

 

Близка и понятна звучащая особенно мощно в стихо­творении, давшем название всей книге, протестная интона­ция – неприятие поэтом торжествующей жестокости века, его продажности и тотального прагматизма, его разнуздан­ной пошлости, этой «актуальной» прически цивилизации, прикрывающей холодную ослепительную плешь эгоизма, равнодушия и страха:

 

Механика небес еще ведет

луч утра по колдобинам-пределам,

но высь и ось – под гибельным прицелом...

 

И, конечно, главное в этой человеческой и поэтической иерархии ценностей – сама жизнь. Именно жизнелюбие, вос­приятие жизни, как бесценного, удивительного, божествен­ного дара насыщает поэзию Сергея Шелкового непостижи­мым очарованным светом. В сущности, перед нами книга о принятии жизни и времени со всеми их несовершенствами, книга о любви, преодолевающей все неизбежные и трудные сомнения, весь человеческий непокой. И, что особенно ценно, перед нами книга, надиктованная богатым опытом чувств автора, происходящая из его чуткого и проникновенного со­зерцания жизни, из дара видеть, слышать, осязать жизнь во всей ее полноте и подробностях и сопереживать ей, из дара воистину молитвенно «окликать стихи»:

 

Оставь торгашу скарабеево знанье,

неси немоту своих дней не скорбя.

Господь лишь затем тебя мнет Своей дланью,

что метит прицельной любовью тебя...

 

В небольшой очерк, разумеется, не вместилось многое из того, что хотелось сказать о «Небесной механике» Сергея Шелкового. Но оставим читателю право на собственные от­крытия, размышления и выводы. Несомненно одно – чита­теля этой книги ждет встреча с замечательной, глубокой поэзией, которая доставляет радость и беспокоит, побуждает к диалогу и сопереживанию, заставляет задавать самому себе вопросы, на которые, далеко не всегда есть точные ответы. Слишком уж непостижимо устройство человека и мира че­ловеческого, чтобы в них можно было когда-нибудь до конца разобраться. Ну, разве что с помощью небесной механики


и поэтического слова – единственного летательного аппара­та, позволяющего совершать такие вот путешествия во вре­мени. Путешествия, обращающие и само время в поэзию.

 

Я бы просил на помин принести

ветку полынную, пряно-седую.

Снова вдохну – и почти не тоскую.

Словно не жизнь проиграл я вчистую,

словно заснул на минуту в пути...

 

Это поэзия, которую будут помнить. И как же заме­чательно-справедливо, что путь прекрасного поэта продол­жается, что сама «молодильная сила искусства» оберегает свежесть его зрения и полноту сердцебиения. Остается лишь пожелать Сергею Шелковому долгого творческого пути на радость читателям, на благо русской поэзии.

 

 

2009