линия жизни

Об автобиографической прозе Сергея Шелкового

Автор: Владимир Гутковский

/seshel.ucoz.ru/

Когда мы произносим устойчивое словосочетание «проза поэта», то в нашем сознании автоматически возникают привычные картины.

Сергей Шелковый заявил о себе как поэт могучего, размашистого, перелетного письма, насыщенного всеми мыслимыми красками, запахами, звуками. Невольно нечто подобного ожидаешь и от его книги автобиографической прозы. Но тут совсем другая история.

В поэзии Сергея Шелкового с его даром поэтического обобщения многие детали повседневной жизни уходили на второй план или же, еще чаще, преобразовались в такие поэтические образы, в которых их прозаические источники-прообразы порою было совсем нелегко рассмотреть. Теперь эти причинно-следственные связи восстановлены. Автор, думаю, не случайно назвал свою книгу так кратко и вместе с тем емко. Кровь и молоко – две главные сущностные субстанции, которые определяют и жизнь человека, и жизнь его души. И не зря он дал своей книге подзаголовок – проза жизни. В этой книге есть все – и обратная ретроспектива жизни, и те первичные элементы бытия, из которых складывалось все последующее на протяжении десятилетий. Из молока и крови. По капле. Капля за каплей. Автор сделал то, что, в общем-то, стоит сделать любому человеку, который может оглянуться на пройденную дорогу и пережитые годы. А именно: обратиться к истокам, осознать свое место в фамильной истории, вспомнить свои самые начальные шаги. Нельзя сказать, что это повествование захватывает с первых строк. В него нужно вработаться. И тогда вдумчивый читатель очень скоро сможет обнаружить в нем и почерпнуть из него множество свидетельств и примет давно и далеко ушедших времен, ничуть, однако, не покинувших авторской памяти; точные психологические зарисовки, живые и объемные портреты современников прошлого.

Так думал я, бегло пролистывая книгу и по ходу фиксируя возникающие формулировки, которые могли пригодиться для будущей рецензии. Но когда я начал читать книгу подробно и всерьез, то взглянул на нее совсем по-другому. Вот эти впечатления по ходу чтения. Возможно, иногда друг другу в чем-то противоречащие. 

Книга эта, конечно, написана, прежде всего, для себя. Но разве то же самое не верно и для всех других написанных на Земле книг? Эта книга – высокий образец самоосознания и самопознания. И воздаяния. Воздаяния предкам. Насколько это доступно современному человеку. Конечно, пересказывать автобиографическую прозу, во многом выходящую за простой перечислительный ряд дат и событий, дело, хотя в данном случае и благодарное, но вряд ли возможное. Я бы разделил эту книгу на две равноправные составляющие. 

Генеалогия. Подробная, детальная, возвышенная. Захватывая без малого два столетия, книга устанавливает неразрывную связь времен. Мощное и разветвленное родовое древо. Каждая ветвь которого вспоминается до последней детали, исследуется тщательно и с неизменной любовью. Корни древа уходят в почву прошлого, а новые побеги тянутся к солнцу будущего. В прошлом – туманные предания и слабо различимые предки. А также гипотетическая геральдика и родовые гербы. Жизнь, и ушедшая навсегда, и органично увязанная с беспощадными реалиями середины прошлого века. Причем все здесь читается с таким неотрывным интересом, что порой становится не столь важным, кто, кому и кем приходится. Настолько все герои (именно, герои!) этой истории самоценны и уникальны. 

И хронология. Хронология становления личности. Воспоминания. С разной степенью резкости запечатленные в детской памяти и обогащенные семейными легендами. И всегда выписанные с полнотой и преклонением перед их значением и величием. Личное существование автора в этой книге первоначально обозначается как «от нуля до двенадцати». Хотя по ходу развития сюжета иногда и неизбежно выходит за эти рамки в более отдаленное будущее. Одна параллельная читательница книги заметила – возможно, после двенадцати было бы интереснее. Не думаю. Все-таки самоценное ядро личности формируется в первые годы, такие корневые и основополагающие. Это куда важнее и интереснее последующих житейских приключений. Главное и такое родное гнездо на Луганской окраине. Дедушка и бабушка, Петр и Марфа. Поистине библейские образы. Именно здесь жизнь вливается в дитя наиболее полнокровно и непрерывно. Тонкой молочной струйкой. Капля по капле. И с той неимоверной яркостью ощущений, которые возможны только в самом раннем детстве и которые остаются в памяти и сердце навсегда. На всю жизнь. И далее – дворовое, мальчишеско-пацанское, постижение пространства и бытия со всеми живыми подробностями постепенного взросления. Окружающая бытовая действительность с ее нищими отходами государственной индустрии и патетикой вымученной пропаганды. Одновременно с верой во все это. Без веры нельзя. Или, напротив, с безверием и протестом, сполна заменяющими такую веру. 

Мы с автором примерно ровесники. Потому тот временной отрезок, о котором он повествует, прожит и мной. Его импульсы синхронно резонируют в сердце любого современника. История эпохи предстает в глобальных свершениях и бытовых подробностях. Материальные детали детства, все эти калитки, тропинки, драчки, очереди, пионерлагеря и школьные классы благодарно отзываются и в сердце читателя. Роль которого в данном случае выполняет рецензент. Эти оживающие события всплывают все отчетливей и отчетливей. Не забытые напрочь, просто хранившиеся где-то в дальних чуланах памяти. У меня такое впечатление, что у нас с автором все общее. И даже такие второстепенные подробности, как спортивные реалии того времени, мне хорошо знакомы и сразу же рождают мучительные и радостные воспоминания. Но история рода никак не отпускает автора. И он обращается к ней снова и снова. Этих его предков, дедов и прадедов неимоверное количество. Разветвленная родня с индивидуальной судьбой каждого персонажа. И каждая история – конспект романа. Не просто потому, что жизнь каждого человека может быть художественно осмыслена. Здесь такие страсти. Страсти времени, судеб. Возможно, когда-нибудь некоторые из этих набросков и будут развернуты в полнометражные произведения. Захватывающие и поучительные. «Но это, вряд ли …». Автор не ставит перед собой таких задач. В этой книге они спрессованы в несколько абзацев текста. Обладающих неимоверно пружинистой энергией. Потому и сейчас в личности автора можно угадать черты и характер далеких пращуров. И еще есть нечто общее во всех этих судьбах – самоотверженное служение Отчизне. А тот высокий общественный статус, который был, благодаря этому служению, достигнут уже в наше время, не приносил им никаких льгот и не избавлял от тягот сурового, скудного и по нынешним меркам полуголодного послевоенного существования. 

Еще к темам, затронутым в книге, надо добавить географию, философию, языкознание… География пространства выписана настолько убедительно, что, к примеру, я, бывавший в Харькове, городе, где проходит взращивание и становление авторской индивидуальности Сергея Шелкового, очень эпизодически и кратковременно, сразу же узнаю многие городские облики и подробности. Философия отливается в многослойные формулы. Всего один их образчик: «…навыки страхоборства русского человека…»  Язык книги по ходу книги все настаивается и густеет. И понятие «прозы поэта» становится к ней все более применимой. Это не та, несколько кокетливая, орнаментальная и самовлюбленная поэтическая проза, которой порою не избегали и классики. Это проза мужественная. Проза глубокого смысла и выверенной образности. На фоне этой прозы стихотворные комментарии, автоцитаты автора книги, хорошего поэта, могут как будто, иной раз, даже и потеряться. И на фоне сгущенности и всеохватности самой жизни. И опять трудно иллюстрировать это соответствующими цитатами. Потому, что тогда, начав, невозможно будет остановиться. Пусть читатель поверит мне на слово, хотя, конечно, оно и не такое безошибочное, как у автора. 

Я бы обозначил жанр и стиль этой книги просто и кратко. Лирическая аналитика. В рисунке на обложке книге мне видится живое сердце. Пульсирующее кровеносным током и покрытое молочной пленкой. И теперь на моей реально-виртуальной книжной полке наряду с каноническими произведениями, посвященными этой теме («Детство» и «Отрочество» Л. Н. Толстого, «Детские годы Багрова-внука» С. Т. Аксакова, «Детство Темы» Н. Г. Гарина-Михайловского, «Детство» А. М. Горького и другими), будет стоять и книга Сергея Шелкового «Кровь, молоко». И будет возглашать свою правду такую настоящую и уже не отменимую. Капля за каплей.

2011